Неточные совпадения
— Что же
касается до того, что тебе это
не нравится, то извини
меня, — это наша русская лень и барство, а
я уверен, что у тебя это временное заблуждение, и пройдет.
—
Я только хочу сказать, что те права, которые
меня… мой интерес затрагивают,
я буду всегда защищать всеми силами; что когда у нас, у студентов, делали обыск и читали наши письма жандармы,
я готов всеми силами защищать эти права, защищать мои права образования, свободы.
Я понимаю военную повинность, которая затрагивает судьбу моих детей, братьев и
меня самого;
я готов обсуждать то, что
меня касается; но судить, куда распределить сорок тысяч земских денег, или Алешу-дурачка судить, —
я не понимаю и
не могу.
— Нет, вы
не хотите, может быть, встречаться со Стремовым? Пускай они с Алексеем Александровичем ломают копья в комитете, это нас
не касается. Но в свете это самый любезный человек, какого только
я знаю, и страстный игрок в крокет. Вот вы увидите. И, несмотря на смешное его положение старого влюбленного в Лизу, надо видеть, как он выпутывается из этого смешного положения! Он очень мил. Сафо Штольц вы
не знаете? Это новый, совсем новый тон.
— Хорошо,
я поговорю. Но как же она сама
не думает? — сказала Дарья Александровна, вдруг почему-то при этом вспоминая странную новую привычку Анны щуриться. И ей вспомнилось, что Анна щурилась, именно когда дело
касалось задушевных сторон жизни. «Точно она на свою жизнь щурится, чтобы
не всё видеть», подумала Долли. — Непременно,
я для себя и для нее буду говорить с ней, — отвечала Дарья Александровна на его выражение благодарности.
Это до
меня не касается,
я не смею осуждать вас, потому что дочь моя хотя невинно, но была этому причиной.
Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума
не мешает решительности характера — напротив, что до
меня касается, то
я всегда смелее иду вперед, когда
не знаю, что
меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего
не случится — а смерти
не минуешь!
И точно, что
касается до этой благородной боевой одежды,
я совершенный денди: ни одного галуна лишнего; оружие ценное в простой отделке, мех на шапке
не слишком длинный,
не слишком короткий; ноговицы и черевики пригнаны со всевозможной точностью; бешмет белый, черкеска темно-бурая.
Я не обращал внимание на ее трепет и смущение, и губы мои
коснулись ее нежной щечки; она вздрогнула, но ничего
не сказала; мы ехали сзади: никто
не видал. Когда мы выбрались на берег, то все пустились рысью. Княжна удержала свою лошадь;
я остался возле нее; видно было, что ее беспокоило мое молчание, но
я поклялся
не говорить ни слова — из любопытства.
Мне хотелось видеть, как она выпутается из этого затруднительного положения.
Я помню море пред грозою:
Как
я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам!
Как
я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!
Нет, никогда средь пылких дней
Кипящей младости моей
Я не желал с таким мученьем
Лобзать уста младых Армид,
Иль розы пламенных ланит,
Иль перси, полные томленьем;
Нет, никогда порыв страстей
Так
не терзал души моей!
— Извините, сударь, — дрожа со злости, ответил Лужин, — в письме моем
я распространился о ваших качествах и поступках единственно в исполнении тем самым просьбы вашей сестрицы и мамаши описать им: как
я вас нашел и какое вы на
меня произвели впечатление? Что же
касается до означенного в письме моем, то найдите хоть строчку несправедливую, то есть что вы
не истратили денег и что в семействе том, хотя бы и несчастном,
не находилось недостойных лиц?
—
Я думаю, что у него очень хорошая мысль, — ответил он. — О фирме, разумеется, мечтать заранее
не надо, но пять-шесть книг действительно можно издать с несомненным успехом.
Я и сам знаю одно сочинение, которое непременно пойдет. А что
касается до того, что он сумеет повести дело, так в этом нет и сомнения: дело смыслит… Впрочем, будет еще время вам сговориться…
— Нечего и говорить, что вы храбрая девушка. Ей-богу,
я думал, что вы попросите господина Разумихина сопровождать вас сюда. Но его ни с вами, ни кругом вас
не было,
я таки смотрел: это отважно, хотели, значит, пощадить Родиона Романыча. Впрочем, в вас все божественно… Что же
касается до вашего брата, то что
я вам скажу? Вы сейчас его видели сами. Каков?
Что же
касается до Петра Петровича, то
я всегда была в нем уверена, — продолжала Катерина Ивановна Раскольникову, — и уж, конечно, он
не похож… — резко и громко и с чрезвычайно строгим видом обратилась она к Амалии Ивановне, отчего та даже оробела, —
не похож на тех ваших расфуфыренных шлепохвостниц, которых у папеньки в кухарки на кухню
не взяли бы, а покойник муж, уж конечно, им бы честь сделал, принимая их, и то разве только по неистощимой своей доброте.
—
Мне кажется, особенно тревожиться нечего, ни вам, ни Авдотье Романовне, конечно, если сами
не пожелаете входить в какие бы то ни было с ним отношения. Что до
меня касается,
я слежу и теперь разыскиваю, где он остановился…
Не спорю, может быть, он способствовал ускоренному ходу вещей, так сказать, нравственным влиянием обиды; но что
касается поведения и вообще нравственной характеристики лица, то
я с вами согласен.
Что же
касается до моего деления людей на обыкновенных и необыкновенных, то
я согласен, что оно несколько произвольно, но ведь
я же на точных цифрах и
не настаиваю.
И целый год
я обязанность свою исполнял благочестиво и свято и
не касался сего (он ткнул пальцем на полуштоф), ибо чувство имею.
Сосед мой, молодой казак, стройный и красивый, налил
мне стакан простого вина, до которого
я не коснулся.
Маша
не отрывала ее… и вдруг ее губки
коснулись моей щеки, и
я почувствовал их жаркий и свежий поцелуй.
—
Не мог же
я отказаться! А что
касается до Анны Сергеевны, она сама, вы помните, во многом соглашалась с Евгением.
— Ах, как
я люблю это пустое существо! — простонал Павел Петрович, тоскливо закидывая руки за голову. —
Я не потерплю, чтобы какой-нибудь наглец посмел
коснуться… — лепетал он несколько мгновений спустя.
— Катерина Сергеевна, — заговорил он с какою-то застенчивою развязностью, — с тех пор как
я имею счастье жить в одном доме с вами,
я обо многом с вами беседовал, а между тем есть один очень важный для
меня… вопрос, до которого
я еще
не касался. Вы заметили вчера, что
меня здесь переделали, — прибавил он, и ловя и избегая вопросительно устремленный на него взор Кати. — Действительно,
я во многом изменился, и это вы знаете лучше всякого другого, — вы, которой
я, в сущности, и обязан этою переменой.
— Что
касается до
меня, — заговорил он опять,
не без некоторого усилия, —
я немцев, грешный человек,
не жалую.
— О прошлом вспоминать незачем, — возразил Базаров, — а что
касается до будущего, то о нем тоже
не стоит голову ломать, потому что
я намерен немедленно улизнуть. Дайте
я вам перевяжу теперь ногу; рана ваша —
не опасная, а все лучше остановить кровь. Но сперва необходимо этого смертного привести в чувство.
«Чего
я испугался? — соображал Самгин, медленно шагая. — Нехорош, сказала она… Что это значит? Равнодушная корова», — обругал он Марину, но тотчас же почувствовал, что его раздражение
не касается этой женщины.
—
Я — читала, —
не сразу отозвалась девушка. — Но, видите ли: слишком обнаженные слова
не доходят до моей души. Помните у Тютчева: «Мысль изреченная есть ложь». Для
меня Метерлинк более философ, чем этот грубый и злой немец. Пропетое слово глубже, значительней сказанного. Согласитесь, что только величайшее искусство — музыка — способна
коснуться глубин души.
— Перестань, — строго сказал Самгин. —
Меня это
не касается.
— Хотя, в сущности, что вы будете делать здесь? Впрочем — это
меня не касается. Позовем хозяйку.
Что
касается дороги через Верхлёво и моста, то,
не получая от вас долгое время ответа,
я уж решился с Одонцовым и Беловодовым проводить дорогу от себя на Нельки, так что Обломовка остается далеко в стороне.
— Вот вы этак все на
меня!.. — Ну, ну, поди, поди! — в одно и то же время закричали друг на друга Обломов и Захар. Захар ушел, а Обломов начал читать письмо, писанное точно квасом, на серой бумаге, с печатью из бурого сургуча. Огромные бледные буквы тянулись в торжественной процессии,
не касаясь друг друга, по отвесной линии, от верхнего угла к нижнему. Шествие иногда нарушалось бледно-чернильным большим пятном.
— Ты сомневаешься в моей любви? — горячо заговорил он. — Думаешь, что
я медлю от боязни за себя, а
не за тебя?
Не оберегаю, как стеной, твоего имени,
не бодрствую, как мать, чтоб
не смел
коснуться слух тебя… Ах, Ольга! Требуй доказательств! Повторю тебе, что если б ты с другим могла быть счастливее,
я бы без ропота уступил права свои; если б надо было умереть за тебя,
я бы с радостью умер! — со слезами досказал он.
«Да и
не надо. Нынешние ведь много тысяч берут, а мы сотни.
Мне двести за мысль и за руководство да триста исполнительному герою, в соразмере, что он может за исполнение три месяца в тюрьме сидеть, и конец дело венчает. Кто хочет — пусть нам верит, потому что
я всегда берусь за дела только за невозможные; а кто веры
не имеет, с тем делать нечего», — но что до
меня касается, — прибавляет старушка, — то, представь ты себе мое искушение...
— К моей Уленьке, как к жене кесаря,
не смеет
коснуться и подозрение!.. — с юмором заметил Козлов. — Приходи же —
я ей скажу…
— Послушайте, Вера Васильевна,
не оставляйте
меня в потемках. Если вы нашли нужным доверить
мне тайну… — он на этом слове с страшным усилием перемог себя, — которая
касалась вас одной, то объясните всю историю…
— Знаю, кузина, знаю и причину:
я касаюсь вашей раны. Но ужели мое дружеское прикосновение так грубо!.. Ужели
я не стою доверенности!..
— Да, да, помню. Нет, брат, память у
меня не дурна,
я помню всякую мелочь, если она
касается или занимает
меня. Но, признаюсь вам, что на этот раз
я ни о чем этом
не думала,
мне в голову
не приходил ни разговор наш, ни письмо на синей бумаге…
—
Я не проповедую коммунизма, кузина, будьте покойны.
Я только отвечаю на ваш вопрос: «что делать», и хочу доказать, что никто
не имеет права
не знать жизни. Жизнь сама тронет,
коснется, пробудит от этого блаженного успения — и иногда очень грубо. Научить «что делать» —
я тоже
не могу,
не умею. Другие научат.
Мне хотелось бы разбудить вас: вы спите, а
не живете. Что из этого выйдет,
я не знаю — но
не могу оставаться и равнодушным к вашему сну.
— Да, да; правда? Oh, nous nous convenons! [О, как мы подходим друг к другу! (фр.)] Что
касается до
меня,
я умею презирать свет и его мнения.
Не правда ли, это заслуживает презрения? Там, где есть искренность, симпатия, где люди понимают друг друга, иногда без слов, по одному такому взгляду…
Эта идея привела
меня в бешенство;
я разлегся еще больше и стал перебирать книгу с таким видом, как будто до
меня ничего
не касается.
— Да
я и без того
не касаюсь, — крикнул
я.
Затем… затем
я, конечно,
не мог, при маме,
коснуться до главного пункта, то есть до встречи с нею и всего прочего, а главное, до ее вчерашнего письма к нему, и о нравственном «воскресении» его после письма; а это-то и было главным, так что все его вчерашние чувства, которыми
я думал так обрадовать маму, естественно, остались непонятными, хотя, конечно,
не по моей вине, потому что
я все, что можно было рассказать, рассказал прекрасно.
Устраняя себя передачею письма из рук в руки, и именно молча,
я уж тем самым тотчас бы выиграл, поставив себя в высшее над Версиловым положение, ибо, отказавшись, насколько это
касается меня, от всех выгод по наследству (потому что
мне, как сыну Версилова, уж конечно, что-нибудь перепало бы из этих денег,
не сейчас, так потом),
я сохранил бы за собою навеки высший нравственный взгляд на будущий поступок Версилова.
— О, конечно, все чем-нибудь друг от друга разнятся, но в моих глазах различий
не существует, потому что различия людей до
меня не касаются; для
меня все равны и все равно, а потому
я со всеми одинаково добр.
— Настасья Егоровна — очень милая особа, и, уж конечно,
я не могу ей запретить любить
меня, но она
не имеет никаких средств знать о том, что до нее
не касается.
Там, где
касается,
я не скажу убеждений — правильных убеждений тут быть
не может, — но того, что считается у них убеждением, а стало быть, по-ихнему, и святым, там просто хоть на муки.
Впрочем, они уже давно
не видались; бесчестный поступок, в котором обвиняли Версилова,
касался именно семейства князя; но подвернулась Татьяна Павловна, и чрез ее-то посредство
я и помещен был к старику, который желал «молодого человека» к себе в кабинет.
Что
касается меня,
я нашел много живости и разговоров на обедах; недоверия
не заметил: все кушают с большою доверчивостью и говорят без умолку.
Что
касается до национальных английских кушаньев, например пудинга, то
я где ни спрашивал, нигде
не было готового: надо было заказывать.
Не касаюсь предмета нагасакских конференций адмирала с полномочными: переговоры эти могут послужить со временем материалом для описаний другого рода, важнее, а
не этих скромных писем, где
я, как в панораме, взялся представить вам только внешнюю сторону нашего путешествия.
Упомяну кстати о пережитой
мною в Англии морально страшной для
меня минуте, которая,
не относясь к числу морских треволнений,
касается, однако же, все того же путешествия, и она задала
мне тревоги больше всякой качки.